Истории дядюшки ПЕПЛА

Первая. СИЛЬВЕР

Под печальную песнь менестреля

Под волынки унылый мотив

Позабылись легенды, в забвеньи истлели

Но живые сердца возродить их сумели

В Навигаторы преобразив...

В старом камине на массивных сучковатых поленьях весело потрескивал огонь, отбрасывая сполохи пламени на драпированные потемневшим от времени шелком стены.

Пепел, раскинувшись в глубоком кожаном кресле смотрел на всполохи пламени через запечатанную бутыль венецианского стекла. Встряхнул несколько раз, затем с усилием вынул притертую хрустальную пробку, принюхался. Вроде как получилось.

Мысли сами собой отлетели на три столетия назад. Тогда он был еще относительно молод, и соленый морской ветер трепал непокорную гриву волос. Тогда еще черных. Они познакомились на галерах, в берберском рабстве, сидя на одном весле. Веселый неунывающий парень огромного роста и силы. Тогда еще просто Джон ну или Долговязый Джон. Через неделю он каким то непостижимым образом вотрется в доверие к капитану, а после возглавит бунт, перерезав все командование и захватив корабль. Их дороги разойдутся, но они будут встречаться время от времени на неисповедимых дорожках, которые прокладывает то ли бог, то ли дьявол. Это позднее он станет кошмаром Вест и Ост Индии, опорой и ужасом капитанов, богом и сатаной для моряков. Тем, про которого Флинт сказал как то на Тортуге, что Джон побратается с дьяволом, а после отрежет ему хвост, и трахнет дьяволицу. Он станет Сильвером. Впрочем примерно тогда же, после сожжения Маракайбо он тоже стал Пеплом.

Никто не знал, как он мешает свой табак. Что добавляет, какие сорта использует. Угощал он всех, но рецептом не поделился ни с кем. Когда они сидели в «Подзорной трубе» в Бристоле, Джон как всегда курил трубку и густой табачный аромат, смешанный с медовой терпкостью вересковых пустошей и легким шлейфом ямайских специй плыл над столами. Тогда он собирал людей для своей авантюры с сокровищами Флинта. Той самой которая не особенно хорошо закончилась, хотя и далеко не так, как разрисовал в своей книжонке тот шотландский писака. Впрочем это было далеко не последнее его дело.

Пепел снова принюхался и закрыл глаза. Он помнил этот запах, и на секунду почудилось, как снова плеснули в лицо соленые брызги «ревущих сороковых», и где то снова послышался хриплый густой хохот Долговязого Джона, сопровождаемый скрипением неизменного капитана Флинта: «Пиастры! Пиастры!!! Пиааассстттрыыы!!!